Dort, wo ein Mensch gewaltsam einst zu Tode kam,
verbringen wir in jedem Jahr die Osternacht.
Wir haben hier, wo man so manches Leben nahm,
ein kleines Feuer unterm Galgenbaum entfacht.
Es ist so bitterkalt, lass uns die Flammen schüren!
Auf unsren Stirnen prangt ein schwarzer Drudenfuß,
den malten wir uns gegenseitig auf mit Ruß.
Wir sind verloren für die Welt, kannst du es spüren?
Halt mich fest, Bruder, halt mich fest!
Hörst du die Stimme, die mir keine Ruhe lässt?
Sie zieht mich stärker in den Bann,
als selbst des Meisters Macht es kann,
Ich muss ihm folgen, diesem glockenklaren Singen.
Halt mich zurück, Bruder, halt mich zurück!
Hier, wo die Knochen liegen unterm Galgenstrick.
Du lässt mich besser nicht mehr los,
dem dieses Sehnen wird zu groß,
es kann nur eines Engels Lied so süß erklingen.
Mein Bruder, schüttle deinen Kopf nicht gar so ernst,
als ob du dächtest, dass ich nicht bei Sinnen bin!
Du flüsterst: «Freund, je früher du die Regel lernst:
— die Mühle duldet keine Nebenbuhlerin —
umso wahrscheinlicher wird sie es überleben
und desto früher schwinden Hoffnung und der Schein,
dass du dein Herz verschenken dürftest, sieh es ein:
Du bist nun auf Gedeih und auf Verderb vergeben.»
Halt mich fest, Bruder, halt mich fest!
Hörst du die Stimme, die mir keine Ruhe lässt?
Sie zieht mich stärker in den Bann,
als selbst des Meisters Macht es kann.
Ich muss ihm folgen, diesem glockenklaren Singen.
Halt mich zurück, Bruder, halt mich zurück!
Hier, wo die Knochen liegen unterm Galgenstrick.
Du lässt mich besser nicht mehr los,
dem dieses Sehnen wird zu groß.
Es kann nur eines Engels Lied so süß erklingen.
Hörst du die Bäume, wie sie flüstern, wie sie rauschen?
Verfluchter Wind, sei still, sonst höre ich sie nicht!
Ich würde jederzeit die Schwarzen Künste tauschen
gegen den Zauber, der aus ihrer Stimme spricht.
|
Там, где человек умер насильственной смертью,
Мы проводим канун Пасхи каждый год.
Здесь, мы, где столько жизней было забрано,
разожгли небольшой костер под виселицей.
Так холодно, давайте зажжём пламя!
Наши лбы украшены черной пентаграммой,
которую мы друг другу нарисовали сажей.
Мы потеряны для мира, ты чувствуешь это?
Держи меня крепче, брат, держи меня крепче!
Ты слышишь голос, который не оставляет меня в покое?
Меня всё сильнее завораживает1,
как это может сила самого Мастера,
я должен следовать за ним, ясным и звонким пением.
Задержи меня, брат, задержи меня!
Здесь, где кости лежат под петлей (виселицы).
Ты лучше не отпускай меня,
это стремление становится слишком сильным,
лишь песня ангела может звучать так мило.
Брат мой, не качай головой так серьезно,
как будто ты подумал, что я сошел с ума!
Ты шепчешь: «Друг, чем раньше ты выучишь правило
— мельница не терпит конкурента, —
более вероятно, что она переживет
и чем раньше исчезнет надежда и обман,
что ты отдаешь своё сердце, взгляни:
Теперь ты прощён за всё»2.
Держи меня крепче, брат, держи меня крепче!
Ты слышишь голос, который не оставляет меня в покое?
Меня всё сильнее завораживает,
как может сила самого Мастера.
я должен следовать за ним, ясным и звонким пением.
Задержи меня, брат, задержи меня!
Здесь, где кости лежат под петлей (виселицы).
Ты лучше не отпускай меня,
это стремление становится слишком сильным.
лишь песня ангела может звучать так мило.
Ты слышишь деревья, как они шепчутся, как они шелестят?
Чертов ветер, молчи, иначе я их не слышу!
Я бы обменял черную магию в любое время
на волшебство, которым говорит их голос.
|
